После революции обнажился ад, но и приблизилось Царство Небесное
Какие итоги революции я вижу в нашей церкви? Прежде всего надо напомнить, что той старой Российской церкви нет. Сейчас официальная церковная идеология всё больше связывается с идеей крайнего клерикализма, установления жёсткой вертикали власти, где христианских личностностных и соборных отношений просто почти нет. Но наряду с этим надо увидеть и другое – явный уход от константиновского периода церковной истории. Хотя и страшным образом, но константиновский период, слава Богу, закончился, и начался некий постконстантиновский период, о котором писал уже отец Сергий Булгаков. Здесь есть целое откровение общинно-братской жизни. Это всегда было в христианстве, без этого христианства нет! И всё-таки обрелось что-то совершенно новое на этом пути. Говоря о соборности и личностности, мы уже не просто базируемся на Хомякове, или Бердяеве, или Достоевском, но мы обращены к будущему и здесь нам есть что сказать на пользу всему миру.
Что самое важное по итогам столетия произошло в жизни нашего народа? Конечно, он до сих пор переживает тяжелейший кризис, он потерял свою идентичность, потерял своё лицо, как и вся наша земля. Всё смешалось, все смешались. Нет старого русского человека, нет старого русского народа, нет старого русского языка, нет старого русского качества жизни, даже русской кухни, русских песен, русского характера, русских умов! Практически нет настоящих русских традиций (стилизации я не беру в расчёт). У нас самый повреждённый народ в мире – и телесно, и душевно, и духовно, в том числе психически.
А что мы видим в нашем обществе? То же самое. Нет никакого русского общества. Нет русской культуры, как и русской земли. Нет русского государства, русских городов и сёл. Мы можем это увидеть в сравнении, например, глядя на прекрасное собрание цветных фотографий Прокудина-Горского начала XX века, которое, к сожалению, хранится в американской Библиотеке Конгресса. Мы можем это чувствовать каждый день.
Наша страна – по-прежнему страна-кладбище. Мы ходим по костям. Десятки миллионов жертв вопиют к небу, хотим мы того или не хотим, имеем мы желание мстить или не имеем – всё равно эта кровь вопиет к Богу. Как-то считается, что если мы не хотим мстить, значит, как бы и нет этого. А оно есть! И никуда не денется, никогда, до тех пор, пока Бог не простит свершивших это звероподобных преступников. Нет человеческих сил их простить. Когда на чаше весов – сколько? – от 55 до 65 миллионов жертв, кто может взять на себя ответственность и сказать: «Я простил»? Ты можешь простить убийц своего отца, деда, но ты не можешь простить убийц 65 миллионов человек! Лишь Бог может. А мы стараемся присоединиться к Божьему действию. Поэтому 30 октября каждый год мы нашим братством во всё большем и большем количестве городов, мест, стран читаем имена жертв, среди которых есть немало убийц, немало палачей. И мы не смотрим, кто праведник, а кто грешник, не смотрим на различие национальностей, вер – мы молимся за всех людей, верующих и неверующих, уж не говоря про их различное социальное положение.
К сожалению, сейчас нет и старых русских богатств, в том числе художественных и культурных. Что, нам возвратят проданные за бесценок сокровища Эрмитажа? Сейчас мы их находим везде: в Вашингтоне, в Нью-Йорке, в Лиссабоне – где хотите, я могу вам назвать все эти места. Но эти наши сокровища хоть можно увидеть в чужих музеях (включая даже самые благородные, типа Лувра или собрания Английской королевы), путешествуя по Европе, Америке, по другим странам. А ведь многое было просто уничтожено или разграблено.
Есть и какой-то мировой масштаб этой трагедии, от чего ещё страшнее. Произошёл, на мой взгляд, огромный цивилизационный сдвиг. Россия, Германия и Австрия в XX веке проиграли в конкурентной борьбе разных цивилизаций, вер и культур. Вместо них на первое место вышли Америка с Англией и Израилем. Христианский мир захлестнула варваризация, секуляризация. У нас победили индустрия смерти и фабрика страха, индивидуализм и виртуализация. Мы впитываем в себя самое плохое, в первую очередь то, с чем борются люди в других странах. Но там легче, там есть наряду с этим ещё что-то своё, корневое, а у нас этого чего-то своего уже нет. У нас нет никакой сопротивляемости, резистентности! Победил коллективный и массовый человек. Произошёл распад традиционной семьи. Мы больше других переживаем трагедию конца искусства. Разыгралась трагедия личности. Всё, что было хорошего после 1917 года, было не благодаря, а именно вопреки господствующему тренду. Обнажился ад, но и приблизилось Царство Небесное. Не случайно Николай Бердяев сказал: "Братское общение во Христе есть уже таинственное вхождение в Царство Божье".
Илл.: А.Е. Архипов. Октябрь в деревне. 1920-е.
